"Участвовал в боях с белофиннами и немецкими фашистами"
Дмитрий Богинов родился 7 мая 1918 года в деревне Кулотино тогда еще Новгородской губернии в семье механика Балтийского флота Николая Васильевича Богинова и его супруги Маргариты Александровны, которая работала там же корабельным врачом.
В 1952 году Богинов, которому было тогда тридцать с небольшим, поступил в знаменитый ленинградский ГЦОЛИФК имени Лесгафта на специальное отделение школы тренеров по футболу и хоккею, и специальность тренера спустя три года получил именно по этим двум видам спорта.
Будущая хоккейная легенда Горького сначала был занят футболом. С 1930 года его семья уже постоянно проживала в Ленинграде. В 1935 году Богинов окончил школу фабрично-заводского ученичества завода "Красногвардеец" в Ленинграде, затем еще два года работал слесарем на том же предприятии, а в 1937 году стал футболистом команды мастеров "Красная Заря", а спустя год – тренером команды завода имени ОГПУ. В позднесоветские времена это предприятие станет известно как Ленинградское оптико-механическое объединение имени В.И. Ленина. Или просто ЛОМО.
А затем в его "личном листке по учету кадров" следующая запись – IX 1938 – I 1946 – служба в Советской Армии. Этот листок – анкета Богинова, с данными, которые он сам решил обозначить. "Участвовал в боях с белофиннами и немецкими фашистами", - пишет он своей автобиографии.
О начале войны он узнал в Озерках под Ленинградом, о чем рассказывал известному журналисту Льву Россошику, с которым дружил около тридцати лет.
© Фото: из архива семьи Дмитрия Богинова
- Приехал домой накануне вечером. Из Таллина. Служил там в морском экипаже. Мы, танкисты, были к нему приписаны.
- Богинов говорил короткими фразами, - вспоминает Россошик. - Когда внезапно замолкал, собираясь с мыслями, старался не перебивать, но тут не утерпел, поинтересовался: "Неужели никто не догадывался, что война начнётся?" — Нет. И хотя от перебежчиков знали вроде, что немцы полезут сегодня-завтра, никто в это не верил. У нас с ними по морю прямого контакта не было, и мы вообще были не в курсе. А тут еще в десятых числах июня приехал какой-то инспектор из штаба флота. И возмутился: почему все офицеры в части? Никого даже в короткую увольнительную не отпускали. А после удивления штабного чина чуть ли не все разъехались кто куда. Целая неделя отдыха, думали. Я на мотоцикл — и в Питер. Коляску предусмотрительно в кустах припрятал. Думал, на обратном пути заберу. Забрал… Ехал не спеша, всю ночь. Добрался под утро. Поспал немного. Взял жену, ребёнка — и в Озерки. Отдыхать так отдыхать. Компания собралась большая. Поддали, как положено.
— Как всегда, не хватило, — продолжил рассказ Богинов. — Меня на мотоцикле в магазин отправили. Как был, в трусах за руль. Выезжаю на шоссе — у репродуктора толпа. Заметили военные номера — и в погоню. Я в соседний посёлок — и там куча народа радио слушает. Что случилось? Война!.. Я назад. Приезжаю, рассказываю. Не успел гимнастёрку нацепить — патруль тут как тут. Велели срочно явиться в комендатуру на Садовой. Я туда — не подступиться. Всё-таки добрался до какого-то начальника, что делать, — спрашиваю. Никто не знает. Говорю, поеду в свою часть. А мне в ответ: твоей части уже нет. Как нет? Оказалось, как дали по ней дальнобойными, так ничего не осталось… Но я всё равно рванул в Таллин, явился в штаб флота. А там тоже полная неразбериха. Уж точно до какого-то там лейтенанта Богинова. Тогда решил ехать назад, в Ленинград. Мотоцикл спустил в овраг — он уже был не нужен: бензин негде было взять. Кое-как на перекладных добрался.
— Там войны ещё не было, — признавался Дмитрий Николаевич. — Я опять в комендатуру. Мне говорят: принимай роту ополченцев. Спорить было бесполезно — приказ. Так я попал во 2-ю дивизию народного ополчения.
"Чуть к стенке не поставили"
Будучи ополченцем, Богинов взял, да у угнал у немцев танк. Сходив к ним в тыл, в разведку. В "родной" части поступок оценен не был.
"Меня за это чуть к стенке и не поставили, - рассказывал сам Дмитрий Николаевич Россошику. - Таскали от начальника к начальнику: "Они сейчас из-за твоей провокации на нас пойдут". Я уж и сам был не рад, что в эту авантюру ввязался. Но уж больно по танку соскучился. Дело до командарма дошло: "Если бы не твоя медаль "За отвагу", я бы тебя расстрелял". А через день и вправду началось: немцы полезли и вброд, и через мост. Я предложил взорвать его. "Ты что, мы по нему назад пойдём". А куда назад, когда они уже здесь… С двух сторон обошли, вот-вот кольцо замкнётся. Говорю: пока не поздно, отступать надо. А в ответ: "Приказ поступит — будем отступать". А от кого приказ — где оно, командование? Говорю: поздно будет. Не понимают".
© Фото: из архива семьи Дмитрия Богинова
С августа по ноябрь Богинов лечился в ленинградской Военно-медицинской академии, выписался 5 ноября, который вспоминает как день своего рождения. Когда ожидал переправы на берегу Невы еще с пятью красноармейцами, его окликнули. Оказалось, что в больнице забыл документы. Пока возвращался, в тех красноармейцев попал шальной снаряд.
Всего за время войны Богинов не раз получал ранения – "в руку, колено, стопу, плечо и грудь", как значится в его личном листке.
Дважды за время войны Богинов оказывался в штрафроте. "После Сталинграда командовал танковой ротой, - вспоминал он в беседе с Россошиком. - 12 танков. Катим, а по обеим сторонам дороги на столбах наши люди. Повешенные. И пушка немецкая прямой наводкой бьет. Ну я и озверел от увиденного. И пушку подавил, а потом еще искромсал гусеницами какой-то коровник. А в нем, оказывается, раненые немцы были… Меня под трибунал — ты что творишь! Хорошо не расстреляли сразу — случайная встреча с командующим помогла, Рокоссовским Константин Константиновичем, будущим маршалом, а тогда ещё генерал-лейтенантом. Он меня знал. Что я мог ответить ему на вопрос, как я под арестом оказался? Правду и рассказал… Отпустили меня в тот же день. Но вновь отправили в штрафроту… Там ведь званий не бывает… Потом восстановили, конечно".
"Как ни отнекивался Дмитрий Николаевич, но всё-таки открыл шкаф, - вспоминал Россошик. - На отвороте пиджака — иконостас из орденов и медалей. Правда, по признанию тренера, надевал он этот пиджак всего два раза в жизни — на 20-летие Победы и в середине восьмидесятых, когда определял младшего сына Димку в суворовское училище.
— Зачем их надевать? — откровенничал со мной Богинов. — Кому вообще интересно что-то знать про войну?". "Орден Красной Звезды его старший сын распилил лобзиком", - поделился фактом Россошик.
Ленинградский "Зенит" и "своя команда"
Чуть ниже раздела госнаград отметка "не привлекался" под вопросом о судебной ответственности. Хотя в молодости он был известен криминальным, как в 90-е бы сказали, авторитетом.
"О блатных делах своих он не писал", - говорит Россошик. Производственные характеристики Богинова тоже были чисты. "Политически грамотен. Морально устойчив. Взысканий не имеет. Рекомендуется для выезда за границу в составе спортивной делегации", - отмечалось в партийно-производственной характеристики на товарища Богинова, "члена КПСС с 1950 года".
В 1946 году Дмитрий Богинов в звании Гвардии майора запаса продолжил футбольную карьеру, начав выступать за ленинградский "Зенит". Так теперь стала называться та самая команда завода ОГПУ. Параллельно он был и старшим тренером футбольной и хоккейной команд заводского коллектива, а в 1947 году сосредоточился на роли наставника.
В скором времени он окажется в Горьком, найдя "свою команду". Но пока, в 1950 году, он поработал в Симферополе – старшим тренером команды Таврического военного округа. С 1950 по 1953 годы тренировал ленинградские "Трудовые резервы" по футболу и хоккею, затем еще два года – команды добровольно-спортивного общества "Наука".
Вскоре доктора порекомендовали Богинову сменить слишком влажный ленинградский климат, и 3 мая 1955 года он – тренер команды мастеров по хоккею с шайбой ДСО "Торпедо" (Горький). Соответствующее трудовое соглашение было подписано сроком до 1 января 1956 года. В Горьком он задержался на восемь лет.
В дальнейшем Богинов фактически создавал хоккей на Украине, работая в киевском "Динамо", зачинал его в Тольятти ("Торпедо"), руководил московским "Локомотивом" и Федерацией хоккея РСФСР. Скончался в 1992 году.
Дмитрий Богинов родился 7 мая 1918 года в деревне Кулотино тогда еще Новгородской губернии в семье механика Балтийского флота Николая Васильевича Богинова и его супруги Маргариты Александровны, которая работала там же корабельным врачом.
В 1952 году Богинов, которому было тогда тридцать с небольшим, поступил в знаменитый ленинградский ГЦОЛИФК имени Лесгафта на специальное отделение школы тренеров по футболу и хоккею, и специальность тренера спустя три года получил именно по этим двум видам спорта.
Будущая хоккейная легенда Горького сначала был занят футболом. С 1930 года его семья уже постоянно проживала в Ленинграде. В 1935 году Богинов окончил школу фабрично-заводского ученичества завода "Красногвардеец" в Ленинграде, затем еще два года работал слесарем на том же предприятии, а в 1937 году стал футболистом команды мастеров "Красная Заря", а спустя год – тренером команды завода имени ОГПУ. В позднесоветские времена это предприятие станет известно как Ленинградское оптико-механическое объединение имени В.И. Ленина. Или просто ЛОМО.
"В 1938 году, после полученной серьезной травмы коленного сустава, я поступил работать тренером в команду завода имени ОГПУ, где вел секцию футбола, а через месяц был призван в Советскую Армию", - написал Богинов в своей автобиографии.
А затем в его "личном листке по учету кадров" следующая запись – IX 1938 – I 1946 – служба в Советской Армии. Этот листок – анкета Богинова, с данными, которые он сам решил обозначить. "Участвовал в боях с белофиннами и немецкими фашистами", - пишет он своей автобиографии.
О начале войны он узнал в Озерках под Ленинградом, о чем рассказывал известному журналисту Льву Россошику, с которым дружил около тридцати лет.
© Фото: из архива семьи Дмитрия Богинова
- Приехал домой накануне вечером. Из Таллина. Служил там в морском экипаже. Мы, танкисты, были к нему приписаны.
- Богинов говорил короткими фразами, - вспоминает Россошик. - Когда внезапно замолкал, собираясь с мыслями, старался не перебивать, но тут не утерпел, поинтересовался: "Неужели никто не догадывался, что война начнётся?" — Нет. И хотя от перебежчиков знали вроде, что немцы полезут сегодня-завтра, никто в это не верил. У нас с ними по морю прямого контакта не было, и мы вообще были не в курсе. А тут еще в десятых числах июня приехал какой-то инспектор из штаба флота. И возмутился: почему все офицеры в части? Никого даже в короткую увольнительную не отпускали. А после удивления штабного чина чуть ли не все разъехались кто куда. Целая неделя отдыха, думали. Я на мотоцикл — и в Питер. Коляску предусмотрительно в кустах припрятал. Думал, на обратном пути заберу. Забрал… Ехал не спеша, всю ночь. Добрался под утро. Поспал немного. Взял жену, ребёнка — и в Озерки. Отдыхать так отдыхать. Компания собралась большая. Поддали, как положено.
— Как всегда, не хватило, — продолжил рассказ Богинов. — Меня на мотоцикле в магазин отправили. Как был, в трусах за руль. Выезжаю на шоссе — у репродуктора толпа. Заметили военные номера — и в погоню. Я в соседний посёлок — и там куча народа радио слушает. Что случилось? Война!.. Я назад. Приезжаю, рассказываю. Не успел гимнастёрку нацепить — патруль тут как тут. Велели срочно явиться в комендатуру на Садовой. Я туда — не подступиться. Всё-таки добрался до какого-то начальника, что делать, — спрашиваю. Никто не знает. Говорю, поеду в свою часть. А мне в ответ: твоей части уже нет. Как нет? Оказалось, как дали по ней дальнобойными, так ничего не осталось… Но я всё равно рванул в Таллин, явился в штаб флота. А там тоже полная неразбериха. Уж точно до какого-то там лейтенанта Богинова. Тогда решил ехать назад, в Ленинград. Мотоцикл спустил в овраг — он уже был не нужен: бензин негде было взять. Кое-как на перекладных добрался.
— Там войны ещё не было, — признавался Дмитрий Николаевич. — Я опять в комендатуру. Мне говорят: принимай роту ополченцев. Спорить было бесполезно — приказ. Так я попал во 2-ю дивизию народного ополчения.
"Чуть к стенке не поставили"
Будучи ополченцем, Богинов взял, да у угнал у немцев танк. Сходив к ним в тыл, в разведку. В "родной" части поступок оценен не был.
"Меня за это чуть к стенке и не поставили, - рассказывал сам Дмитрий Николаевич Россошику. - Таскали от начальника к начальнику: "Они сейчас из-за твоей провокации на нас пойдут". Я уж и сам был не рад, что в эту авантюру ввязался. Но уж больно по танку соскучился. Дело до командарма дошло: "Если бы не твоя медаль "За отвагу", я бы тебя расстрелял". А через день и вправду началось: немцы полезли и вброд, и через мост. Я предложил взорвать его. "Ты что, мы по нему назад пойдём". А куда назад, когда они уже здесь… С двух сторон обошли, вот-вот кольцо замкнётся. Говорю: пока не поздно, отступать надо. А в ответ: "Приказ поступит — будем отступать". А от кого приказ — где оно, командование? Говорю: поздно будет. Не понимают".
© Фото: из архива семьи Дмитрия Богинова
В итоге и действительно оказалось поздно. "Все отступили, а мы оказались в окружении, - продолжил Богинов. - Много людей потеряли, прорываясь к своим. По глупости, конечно — ушли бы раньше, сотни остались бы живы. Отступали по побережью. Там меня и ранило в кисть правой руки. Мне бы вытащить осколок сразу, но рядом — никого, сам же не сообразил".
С августа по ноябрь Богинов лечился в ленинградской Военно-медицинской академии, выписался 5 ноября, который вспоминает как день своего рождения. Когда ожидал переправы на берегу Невы еще с пятью красноармейцами, его окликнули. Оказалось, что в больнице забыл документы. Пока возвращался, в тех красноармейцев попал шальной снаряд.
Всего за время войны Богинов не раз получал ранения – "в руку, колено, стопу, плечо и грудь", как значится в его личном листке.
Дважды за время войны Богинов оказывался в штрафроте. "После Сталинграда командовал танковой ротой, - вспоминал он в беседе с Россошиком. - 12 танков. Катим, а по обеим сторонам дороги на столбах наши люди. Повешенные. И пушка немецкая прямой наводкой бьет. Ну я и озверел от увиденного. И пушку подавил, а потом еще искромсал гусеницами какой-то коровник. А в нем, оказывается, раненые немцы были… Меня под трибунал — ты что творишь! Хорошо не расстреляли сразу — случайная встреча с командующим помогла, Рокоссовским Константин Константиновичем, будущим маршалом, а тогда ещё генерал-лейтенантом. Он меня знал. Что я мог ответить ему на вопрос, как я под арестом оказался? Правду и рассказал… Отпустили меня в тот же день. Но вновь отправили в штрафроту… Там ведь званий не бывает… Потом восстановили, конечно".
Наград у Богинова был полный пиджак. Орден Красного Знамени, Медаль "За отвагу". Но в разделе "Какие имеет ордена и медали Союза ССР" того же личного листка все его графы пусты.
"Как ни отнекивался Дмитрий Николаевич, но всё-таки открыл шкаф, - вспоминал Россошик. - На отвороте пиджака — иконостас из орденов и медалей. Правда, по признанию тренера, надевал он этот пиджак всего два раза в жизни — на 20-летие Победы и в середине восьмидесятых, когда определял младшего сына Димку в суворовское училище.
— Зачем их надевать? — откровенничал со мной Богинов. — Кому вообще интересно что-то знать про войну?". "Орден Красной Звезды его старший сын распилил лобзиком", - поделился фактом Россошик.
Ленинградский "Зенит" и "своя команда"
Чуть ниже раздела госнаград отметка "не привлекался" под вопросом о судебной ответственности. Хотя в молодости он был известен криминальным, как в 90-е бы сказали, авторитетом.
"О блатных делах своих он не писал", - говорит Россошик. Производственные характеристики Богинова тоже были чисты. "Политически грамотен. Морально устойчив. Взысканий не имеет. Рекомендуется для выезда за границу в составе спортивной делегации", - отмечалось в партийно-производственной характеристики на товарища Богинова, "члена КПСС с 1950 года".
"После демобилизации в 1948 г. я целиком отдался тренерской работе по хоккею и футболу и участвовал в организации команды по хоккею с шайбой на базе завода имени ОГПУ", - описывал Дмитрий Николаевич.
В 1946 году Дмитрий Богинов в звании Гвардии майора запаса продолжил футбольную карьеру, начав выступать за ленинградский "Зенит". Так теперь стала называться та самая команда завода ОГПУ. Параллельно он был и старшим тренером футбольной и хоккейной команд заводского коллектива, а в 1947 году сосредоточился на роли наставника.
В скором времени он окажется в Горьком, найдя "свою команду". Но пока, в 1950 году, он поработал в Симферополе – старшим тренером команды Таврического военного округа. С 1950 по 1953 годы тренировал ленинградские "Трудовые резервы" по футболу и хоккею, затем еще два года – команды добровольно-спортивного общества "Наука".
Вскоре доктора порекомендовали Богинову сменить слишком влажный ленинградский климат, и 3 мая 1955 года он – тренер команды мастеров по хоккею с шайбой ДСО "Торпедо" (Горький). Соответствующее трудовое соглашение было подписано сроком до 1 января 1956 года. В Горьком он задержался на восемь лет.
В 1961 добился серебра чемпионата СССР, уступив только ЦСКА. В 1963-м ушел. "В связи со сложившимися отношениями внутри коллектива, которые не могут способствовать повышению результатов, прошу освободить меня от обязанностей начальника и старшего тренера команды мастеров "Торпедо", - указал Богинов в своем заявлении от 15 мая 1963 года.
В дальнейшем Богинов фактически создавал хоккей на Украине, работая в киевском "Динамо", зачинал его в Тольятти ("Торпедо"), руководил московским "Локомотивом" и Федерацией хоккея РСФСР. Скончался в 1992 году.
